— “Дома” — пятый месяц. Это — ваше первое марсианское слово, Марта, — сказал ей Пенроуз, — это значит “пять”. Если слово “давес” означает “металл”, а “Сорнхулъва” — “химия” и “физика”, то держу пари, что “Талавас Сорнхулъва” буквально переводится “знание о металле”, то есть “металловедение”. Я все думаю, что значит “Мастнарнорвод”.

Ее удивило, что после стольких событий он так подробно помнит о ее работе.

— Что-нибудь вроде “журнал” или “обозрение”, а может быть, “Ежегодник”.

— Мы дойдем и до этого тоже, — сказала уверенно Марта. После сегодняшнего открытия ей казалось, что нет ничего невозможного. — Может быть, мы сможем найти… — она остановилась. — Вы сказали — “Ежегодник”. Я думала, что скорее это “Ежемесячник”. Он ведь помечен определенным месяцем — пятым, и если “нор” — десять, то “Мастнарнорвод” может означать “Год десятый”. Я почти уверена, что “Мастнар” окажется словом “год”. — Она снова посмотрела на таблицу на стене. — Ну, хорошо. Теперь я могу записать эти слова, а там, где можно, — и с переводом.

— Давайте устроим небольшой перерыв, — предложил Пенроуз, доставая сигареты, — и сделаем это как можно комфортабельнее; Сид, сходите в соседнюю комнату и посмотрите, нет ли там чего-нибудь вроде кафедры и скамеек.

Сид Чемберлен, пытаясь сдержать свои чувства, извивался, как будто на него напали муравьи. Наконец он разразился довольно бессвязной речью:

— Вот это да! Это вам не резервуар и не животные. Это даже почище статуй и мертвых марсиан. Представляю, какую гримасу состроит Тони, когда увидит это. Вся Земля сойдет с ума после телепередачи. — Он повернулся к капитану Майлзу: — Джеф, будьте любезны, взгляните, что там в комнате, а я пока скажу Селиму, Тони и Глории. Подождите, пока они посмотрят.

— Не волнуйтесь, Сид, — предупредила его Марта. — Вы бы лучше дали нам просмотреть ваши записи, прежде чем передавать их по телевидению на Землю. Ведь это — только начало, и пройдут годы, прежде чем мы сможем читать книги.

— Это будет гораздо быстрее, чем вы думаете, Марта, — сказал ей Хаберт Пенроуз. — Мы все будем работать над этим. А копии материалов прямо по телевидению пошлем на Землю. Пускай ученые там потрудятся. Мы передадим им все, что сможем, все, что у нас есть, — копии книг и ваши списки слов. Я убежден, что мы найдем еще таблицы по астрономии, физике, механике, и еще не раз числа и слова будут равнозначны нашим.

Марта была убеждена, что в библиотечных фондах, наверное, много таких вещей. Все их сейчас можно будет транслитерировать латинским шрифтом и арабскими цифрами. Первым делом надо поискать в библиотеке учебники по химии. По текстам, в которых встречаются названия элементов, можно будет установить значения новых слов. Ей самой придется заняться химией и физикой.

Сахико заглянула в комнату и остановилась в дверях.

— Могу я чем-нибудь помочь? — Заметив взволнованные лица, она спросила: — Что случилось? Что-нибудь интересное?

— Интересное! — взорвался Сид Чемберлен. — Посмотрите сюда, Саки! Мы читаем надписи! Марта от крыла способ чтения марсианской письменности. — Он схватил капитана Майлза за руку. — Пошли, Джеф, я хочу позвать всех остальных.

Слышно было, как он, не переставая, трещал, пока они шли по коридору. Сахико поглядела на надпись.

— Это правда? — спросила она и вдруг, прежде чем Марта успела открыть рот, бросилась к ней и крепко ее обняла. — Эта правда! Я вижу, что правда! Вы читаете! Я так рада!

Когда пришел Селим фон Олмхорст, Марте пришлось объяснить все сначала.

— Но, Марта, вы абсолютно уверены в этом? Вы хорошо знаете, что открытие способа дешифровки надписей для меня не менее важно, чем для вас. Но все же, где у вас уверенность, что эти слова означают “водород”, “гелий”, “кислород”? Откуда вы знаете, что их таблица элементов была такая же, как наша?

Грантер, Пенроуз и Сахико посмотрели на него с удивлением.

— Это не только марсианская таблица элементов. Никакой другой быть не может, — почти возмущенно ответил Монт Грантер. — Смотрите, у атома водорода один протон и один электрон. И если бы было больше, то это был бы не водород, а какой-то другой элемент. А водород на Марсе ничем не отличается от водорода Земли, Альфы, Центавра или даже другой Галактики.

— Только поставьте цифры в правильном порядке, и любой студент-первокурсник скажет вам, какие элементы они обозначают, — сказал Пенроуз.

— Во всяком случае, он должен это знать, чтобы сдать зачет.

Старик покачал головой и улыбнулся.

— Я бы не сдал зачет. Я этого не знал или, во всяком случае, не сразу понял. Первое, что я сделаю, — это попрошу прислать мне со “Скьяпарелли” набор учебников по химии и физике для способного десятилетнего ребенка. Как оказалось, марсиологи должны знать множество вещей, о которых ни хеттологи, ни ассириологи никогда даже не слыхали.

Тони Латтимер пришел к концу рассказа Марты. Он поглядел на стены и, узнав, что произошло, подошел к Марте и пожал ей руку.

— Вы действительно добились своего, Марта. Вы нашли наконец свою двуязычную надпись. Я не верил, что это возможно. Разрешите мне вас поздравить.

Очевидно, он решил таким образом загладить все их прошлые стычки. Он собирался домой на Землю, где его ждала слава. Это тоже заставило его переменить тактику. Во всяком случае, дружба Тони для Марты значила так же мало, как и его насмешки.

— Да, такую вещь мы можем показать миру, и это оправдает все затраты времени и денег на археологические работы на Марсе. Когда я вернусь на Землю, я сделаю все от меня зависящее, чтобы этому достижению было отдано должное.

— Я думаю, нам не придется так долго ждать, — сухо сказал Хаберт Пенроуз. — Завтра я посылаю официальный отчет, и уж можете быть уверены, там сполна будет отдана дань достижениям доктора Дейн, и не только этому открытию, но и всей ее прежней работе, которая сделала его возможным.

— И вы можете добавить, — вмешался Селим фон Олмхорст, — что работа была сделана, невзирая на сомнения и даже возражения со стороны ее коллег, к которым, должен признаться, к моему глубокому стыду, принадлежал и я.

— Вы говорили, что мы должны найти двуязычную надпись. В этом вы были правы.

— Но это лучше, чем двуязычная надпись, — заключил разговор Хаберт Пенроуз. — Археология до сих пор имела дело только с донаучными культурами, а физика — универсальный язык для всех мыслящих существ.

Джозеф Шеллит

ЧУДО-РЕБЕНОК

— Почему бы вам все-таки не завести себе ребенка? — спросил доктор Эллиот.

Рой Кроули вынул изо рта трубку, посмотрел на маленького психолога и скорчил гримасу.

— Вам еще не надоело? — сказал он, а из угла комнаты послышался голос Филлис: “Выбрось отсюда эго чучело”.

— Давайте говорить серьезно, — сказал Эллиот. — Если так будет продолжаться, у вас не будет выбора, вы просто не сможете иметь ребенка.

— Угу, — сказала Филлис Кроули. Она уютно устроилась со своим альбомом в большом мягком кресле и делала карандашный набросок Моки, черно-белой кошки, которая, свернувшись, дремала на радиоприемнике.

— Слышали? — усмехнулся Рой Кроули. — Придется вам угомониться. Нельзя иметь ребенка, если жена не хочет, а муж категорически против.

Эллиот, румяный, круглолицый, с маленькими живыми глазами, нетерпеливо покачал головой.

— И все-таки вам следует на это решиться.

— Зачем? — Рой разнял скрещенные ноги, лениво вытянул их и снова откинулся в своем кресле. — Зачем это нам? Я писатель, Филлис — художница. У нас обоих — куча дел. Мы заняты каждый день с утра до ночи. Нас раздражает любая мелочь, похищающая наше время. К чему нам заводить в доме еще одного похитителя времени?

— Но ведь это — узкий взгляд…

— Конечно, — спокойно сказал Рой, — и мы не оправдываем его. — Почему вы сами не заведете ребенка и не перестанете надоедать нам?